В 2026 году основными угрозами для экономики Казахстана могут стать не только снижение цен на нефть и инфляционное давление, но и накопленные структурные дисбалансы. Такое мнение LS озвучил экономист, автор Telegram-канала Tengenomika, создатель сетевого издания EconomyKZ.org Руслан Султанов.
Рассуждая о вызовах 2026 года, собеседник LS отметил, что зачастую наибольший ущерб для республики возникает не от одного события, а от связки шоков: когда внешний удар быстро усиливается через внутренние механизмы экономики.
«Надо помнить, что Казахстан – малая открытая экономика, и ключевые макропараметры у нас формируются в тесной связке с внешней конъюнктурой: мировыми ценами на сырье, глобальными финансовыми условиями, курсами валют торговых партнеров и геополитическими рисками. Исторически большинство эпизодов ухудшения макроэкономической устойчивости были «импортированы» извне и затем усиливались внутри страны», – пояснил Р. Султанов.
Таким образом, типовая цепочка начинается с ухудшения внешних условий, что приводит к снижению экспортной выручки и притока валюты. Далее эта ситуация давит на курс и инфляционные ожидания, следовательно, происходит рост бюджетной нагрузки и процентных ставок, и на этом фоне уменьшается спрос и инвестиции, подчеркнул он.
Что может подкосить экономику
Если говорить о ключевых внешних шоках 2026 года, то наибольшие опасения эксперта связаны с возможным снижением мировых цен на нефть, ужесточением глобальных финансовых условий и климатическими рисками, влияющими на продовольственные рынки.
«Эти факторы не зависят от решений Казахстана, но именно внутренняя политика определяет масштаб их последствий», – уточнил Р. Султанов.
Что касается шоков внутри страны, то, на его взгляд, их три.
Первый связан с экономической политикой. Прежде всего, это фискальный риск. По словам Р. Султанова, если при сокращении нефтяных доходов бюджетная политика остается мягкой, то экономика получает двойной удар. Так, растет долговая нагрузка, усиливается давление на Нацфонд или возникает необходимость процикличного сокращения расходов.
На риск затяжной фискальной экспансии и растущей роли трансфертов в дефиците бюджета указывают МВФ и Всемирный банк, добавил экономист.
Второй заключается в росте цен на товары и услуги.
«Даже без внешнего форс-мажора инфляция может застревать из-за сочетания курсового канала, тарифных решений и волатильности продовольственных цен. Прогнозы Нацбанка на 2026 год показывают, что инфляционные риски остаются повышенными, а попытки административной заморозки цен до начала 2026 года могут лишь отложить, но не снять давление», – объяснил он.
Третий фактор – инвестиционно-проектные и квазибюджетные риски. Как отметил Р. Султанов, задержки крупных инфраструктурных проектов снижают эффект для роста и занятости, при этом долговая нагрузка квазигоссектора сохраняется. Здесь экономист привел рекомендации МВФ, согласно которым восстановление фискальной дисциплины особенно важно именно в этом сегменте.
«Однако наиболее разрушительный сценарий для макроэкономической устойчивости – это комбинация «дешевая нефть + сложности во внешней торговле + мягкая фискальная политика». В таком случае давление быстро распространяется на текущий счет, курс, инфляцию и стоимость финансирования, вынуждая держать процентную ставку высокой дольше, чем это комфортно для экономики», – подчеркнул собеседник LS.
Долгосрочные проблемы страны
Р. Султанов рассказал, что сохранение сырьевой модели роста и бюджета в момент, когда нефтяная база перестает расширяться и в перспективе сокращаться, является главной долгосрочной угрозой для будущего страны.
Он пояснил, что в таком случае речь идет не столько о волатильности цен на нефть, сколько о более фундаментальном риске – физической траектории добычи и высокой зависимости экономики и госфинансов от нефтяных доходов.
«Пока нефть остается ключевым источником экспортной выручки, бюджетных поступлений и трансфертов из Нацфонда, макроэкономическая устойчивость страны одновременно зависит от внешней конъюнктуры и от объемов добычи. И именно здесь формируется долгосрочный вызов», – отметил он.
В качестве примера он привел оценку Energy Insights & Analytics. Согласно ей, в базовом сценарии добыча нефти в Казахстане после краткосрочного роста за счет крупных проектов выйдет на плато. После восстановления до порядка 98,4 млн тонн в 2025 году ожидается рост к 101 млн тонн в 2027 году. Однако затем добыча стабилизируется в диапазоне 100-101 млн тонн примерно до 2032 года. После этого прогнозируется устойчивое снижение.
Между тем в долгосрочной перспективе оценки выглядят еще более наглядно, считает экономист. Так, к 2050 году добыча может сократиться до 44,9 млн тонн в базовом сценарии, до 48,7 млн тонн – в оптимистичном, и до 24,5 млн тонн – в пессимистичном.
Таким образом, у Казахстана есть ограниченное окно возможностей, когда нефтяной сектор еще способен поддерживать макроэкономические показатели, но его роль двигателя роста и источника бюджетной устойчивости объективно будет снижаться, объяснил Р. Султанов.
«Это делает проблему именно долгосрочной, а не циклической. При сохранении текущей структуры экономики сокращение нефтяного вклада неизбежно проявится в самых чувствительных точках макроэкономики: ухудшение условий внешней торговли и притока валюты усилит давление на курс тенге, через курсовой канал на инфляцию и инфляционные ожидания, что приведет к более высоким процентным ставкам, удорожанию обслуживания дефицита и ослаблению инвестиционной активности», – считает он.
Собеседник LS продолжил, объясняя, что в таком режиме поддержание макроэкономической стабильности становится все более дорогим и требуется более жесткая денежно-кредитная политика и более сдержанная бюджетная политика, что в итоге ограничивает потенциал экономического роста и рост реальных доходов населения.
«Поэтому самая опасная долгосрочная проблема – это не сценарий низкой цены на нефть, а отсутствие своевременного перехода к альтернативным источникам роста, пока плато добычи еще дает ресурсы для перестройки экономики», – подчеркнул он.
Следовательно, чтобы сохранить устойчивость экономики в горизонте следующего десятилетия, республике необходимо ускорить развитие несырьевого экспорта, повысить производительность, улучшить качество институтов и конкуренции, снизить зависимость бюджета от трансфертов и квазибюджетных расходов, считает экономист.
Нефтяной шок и цена адаптации
Ранее аналитики AERC ухудшили прогноз по ценам на черное золото, инфляции, импорту и экспорту.
В данном случае Р. Султанов отметил, что реализация перечисленных факторов способна повлиять на макроэкономическую устойчивость Казахстана в 2026 году, поскольку они затрагивают ключевые опоры текущей модели роста. А именно экспортную валютную выручку, курс тенге, инфляционные ожидания и бюджетный баланс. При этом он уточнил, что их значимость различается.
«Наиболее критичным фактором остается снижение цен на нефть. Для Казахстана это не просто вопрос доходов нефтегазового сектора, а первичный триггер всей макроэкономической цепочки: сокращение экспортной выручки ведет к ослаблению притока валюты, давлению на курс, ускорению инфляции через импортный канал и, как следствие, к необходимости более жесткой денежно-кредитной политики. Это напрямую влияет на спрос, инвестиции и стоимость финансирования в экономике. В этом контексте важно, что рыночные ожидания по нефти на 2026 год в целом смещаются вниз», – отметил он.
Об этом, по его словам, говорят зарубежные профучастники: по консенсусу Bloomberg, медианная оценка цены Brent на 2026 год находится вблизи $60-62 за баррель, а форвардная кривая указывает на еще более осторожные ожидания – около $59.
Кроме того, ряд крупных инвестбанков, включая Goldman Sachs, JPMorgan и Morgan Stanley, тоже закладывают цены в диапазоне $56-60, что усиливает понижательные риски.
«Рост инфляции и увеличение импорта в этом сценарии скорее выступают вторичными факторами, усиливающими эффект нефтяного шока. Ослабление курса повышает инфляционные ожидания, а рост импорта при замедлении экспорта ухудшает торговый баланс и усиливает давление на платежный баланс. При этом важно подчеркнуть, что базовые сценарии государства уже исходят из достаточно консервативной внешней конъюнктуры. В расчетах бюджетных параметров и прогнозах социально-экономического развития заложена цена нефти порядка $60 за баррель. То есть сам по себе сценарий более низкой нефти не является для официального планирования форс-мажором, он во многом уже учтен», – уточнил экономист.
На этом фоне он подчеркнул, что если неблагоприятные факторы реализуются одновременно, устойчивость будет поддерживаться за счет более жестких финансовых условий: сохранения высоких ставок, осторожной бюджетной политики и более сдержанного роста.
«Так что ключевая дискуссия 2026 года, скорее всего, будет идти вокруг баланса между сдерживанием инфляции и поддержкой экономической активности, а также вокруг устойчивости бюджета и платежного баланса в условиях ухудшения внешней конъюнктуры», – ожидает он.
По его словам, прежде всего, реакцию продемонстрирует валютный рынок. Так, курс тенге и его волатильность, как правило, становятся первыми индикаторами ухудшения внешних условий, поскольку именно через валютный рынок внешний шок передается в экономику быстрее всего.
«Второй эшелон чувствительности – инфляция и инфляционные ожидания. Ослабление курса и рост импорта ускоряют рост цен, прежде всего по импортозависимым компонентам. Через ожидания это усиливает общий инфляционный фон и повышает чувствительность экономики к курсовым колебаниям», – продолжил он.
Третий – это показатели внешнего сектора. Как пояснил экономист, связка «замедление экспорта + рост импорта» напрямую ухудшает торговый баланс и текущий счет. В этих условиях возрастает роль международных резервов и операций по сглаживанию колебаний на валютном рынке, уточнил спикер.
«Все это также оказывает давление на бюджетные параметры: нефтяные доходы, дефицит бюджета, объемы заимствований и трансфертов из Национального фонда. Более низкие цены на нефть и ослабление экспортных позиций, как правило, отражаются и в стоимости финансирования через рост доходностей государственных ценных бумаг и расходов на обслуживание долга», – подчеркнул Р. Султанов.
Тем временем в блоке денежно-кредитной политики наиболее чувствительными, на его взгляд, становятся базовая ставка и рыночные процентные ставки, поскольку при росте инфляции и курсовых рисков пространство для смягчения политики сужается. Это напрямую влияет на кредитование, инвестиционную активность и качество кредитного портфеля банков.
«Уже на выходе всей этой цепочки реагируют темпы роста ВВП, потребление и инвестиции. Поэтому ключевая логика реакции выглядит так: внешний сектор → курс → инфляция → процентные ставки → спрос и экономический рост», – пояснил экономист.
Экономическая политика как амортизатор, а не щит
Отвечая на вопрос о том, смогут ли текущие предпринятые меры в бюджетной и монетарной политике смягчить влияние возможных шоков 2026 года, Р. Султанов ответил положительно. Однако он уточнил, что они не способны полностью их нейтрализовать.
«Экономическая политика в данном случае выступает скорее амортизатором, чем защитным щитом, и ее эффективность во многом зависит от масштаба шоков и того, сколько негативных факторов реализуется одновременно», – уточнил он.
Итак, со стороны бюджетной политики у государства есть определенное пространство для маневра: перераспределение расходов, приоритизация социально и экономически значимых программ, а также использование достаточно консервативных предпосылок, уже заложенных в бюджетном планировании. По словам экономиста, эти инструменты позволяют сглаживать спад и поддерживать социальную стабильность. Однако при одновременном росте инфляции и импорта чрезмерная фискальная поддержка может иметь обратный эффект и усиливать давление на курс тенге и ценовую динамику.
А вот со стороны монетарной политики ключевым инструментом остается базовая ставка и контроль инфляционных ожиданий. Собеседник LS отметил, что Нацбанк способен сдерживать инфляцию и курсовые риски, но плата за это – более дорогие кредиты, сдержанный рост инвестиций и более медленное восстановление внутреннего спроса.
«В результате устойчивость экономики в 2026 году будет определяться не столько наличием инструментов политики, сколько качеством баланса между ними. Слишком мягкая бюджетная политика повышает инфляционные и курсовые риски, слишком жесткая монетарная – охлаждает рост. Основной вызов заключается в том, чтобы пройти период внешних шоков без потери макроэкономической стабильности, даже если это означает более высокую цену адаптации в виде жестких финансовых условий», – объяснил он.
Недооцененные риски
Среди подобных угроз экономист выделил несколько факторов, которые не всегда находятся в центре внимания. При этом они способны заметно повлиять на устойчивость экономики.
Во-первых, это качество инвестиций. Как отметил Р. Султанов, формально инвестиционная активность в экономике сохраняется, однако ее структура вызывает вопросы.
«Доля внешних инвестиций в основной капитал сократилась с 40% до около 15%, а в структуре вложений растет удельный вес строительства и ремонта. При этом инвестиции в средства производства, НИОКР*, геологоразведку, обучение персонала и нематериальные активы остаются ограниченными. Такой сдвиг означает преимущественно экстенсивный рост и повышает риск накопления инфраструктурных активов без сопоставимого роста производительности и конкурентоспособности», – считает он.
Во-вторых, сохраняется высокая уязвимость внешней модели. Так, структура экспорта за последние годы изменилась слабо: более 80% экспорта приходится на сырьевые и околосырьевые товары. Наряду с этим в импорте растет доля потребительских товаров – около 30%, что значительно выше, чем в развитых экономиках, обратил внимание экономист. Такая конфигурация делает экономику чувствительной к внешним ценам и ограничивает рост внутренней переработки и добавленной стоимости.
«Третий риск – структура занятости и производительности. Существенная часть занятых сосредоточена в низкопроизводительных секторах с низкими доходами, тогда как вклад в ВВП формируют отрасли с ограниченным ростом эффективности. Это снижает потенциал долгосрочного роста и усиливает социально-экономическую уязвимость при ухудшении конъюнктуры», – рассказал он.
Также, по его мнению, отдельного внимания заслуживают институциональные риски для МСБ. Он ожидает, что усиление налогового администрирования, риски блокировки счетов, солидарная ответственность за контрагентов и регуляторная неопределенность могут привести к росту кассовых разрывов, снижению инвестиционной активности МСБ и уходу части бизнеса в тень. В результате это может привести к ослаблению конкуренции, сокращению формального сектора и снижению устойчивости роста.
«В совокупности эти риски опасны тем, что они проявляются не сразу, а усиливаются именно в фазе замедления роста. В 2026 году ключевым вызовом может стать не внешний шок сам по себе, а ограниченная способность экономики адаптироваться к нему из-за накопленных структурных и институциональных дисбалансов», – подытожил он.
Ранее в АКРА заявили, что Казахстан сможет достичь целевого уровня по инфляции не раньше 2027-2028 года при отсутствии серьезных шоков.
Справка:
НИОКР – это научно-исследовательские и опытно-конструкторы работы.
Источник: lsm.kz
